Ехал Эль Греко через реку
Долгое путешествие по Криту

Греция неважно справляется с большими городами, индустриальными мегаполисами, но впечатанные между морем и горами мелкие полисы, как в критские и эллинские времена, процветают. На Крите нет «беспорядков», бомжей, нищих, беспризорных детей, нет суши, шаурмы — сплошь греческие таверны, где кормят невероятно вкусно, немного итальянских ресторанов и дворцы.

 «Город-герой Москва — порт пяти морей», а остров-герой Крит — всего четырёх, зато московские пять морей — утопические, маниловские, приписки на почве недуга гигантомании, а критские — настоящие: Эгейское, Критское, Ливийское и Ионическое. Казалось бы, всё одно — океан, но к месту слияния трёх из этих четырёх морей возят экскурсии на кораблике (а мы поехали сами, километров двадцать по горной грунтовке, по камешкам над крутым обрывом), зачем? Затем, что это одна из критских аватарок, смотришь сверху, и вот они — три: бирюзовое, лазурное, кобальтовое. И посерёдке Грамвуса, островок-гора с крепостью, как пограничник. Воды не смешиваются: Ливийское — горячее (на том берегу — Африка), Эгейское — солёное, Ионическое — глубокое.

Греческий финансовый кризис начался в октябре 2009 года после победы на выборах социалистов из партии «ПАСОК» премьера Георгиса Папандреу. И тут-то его правительство выяснило, что в экономике всё обстоит не так, как утверждали правые из партии «Новая демократия». Показатели были пересмотрены в сторону резкого ухудшения: дефицит государственного бюджета не 3,7%, как заявлялось, а совсем даже 12,7%, в четыре раза больше максимально допустимых нормами еврозоны 3%. Совокупный (внешний и внутренний) госдолг Эллады превысил 300 млрд евро, 113% от ВВП.

Легенды и мифы Древней Греции

Трудная эта тропа — единственная такая, остальные горные дороги Крита превосходны, и на что уж я избегаю любых серпантинов, здесь кружишь по горам, как летаешь, не чувствуя обычной стеснённости, когда ты зажат между нависающей громадой, плюющейся камушками, и пропастью.

Очень много воздуха; горы невысокие, пропасть не бездна, поскольку всюду, среди этой, казалось бы, дикой природы — метки человеческого присутствия: оливковые рощи, виноградники, ульи. Это удивительное дело: у многих критян есть собственные ульи, и они выставляют их в горах то на лиловый тимьян (была как раз пора его цветения), то на сосновую пыльцу.

Наклоняешься к шапкам тимьянов, издали похожих на лаванду, — просто обсыпаны пчёлами. По миру паника: пчёлы исчезают, дальше так пойдёт — будет экологическая, за ней гуманитарная катастрофа, а они все на Крит слетелись. Потому что здесь хорошо. Здесь нет химии, Крит развивает биологические фермы, и вообще критская философия — ненасилие, нежадность. Химия — она же от жадности, чтоб больше, крупнее, чтоб уберечь от «естественной убыли», от жучков и букашек, может, она «доля ангелов» или демонов — всяко надо эту долю отдать. И вот ездишь-ходишь по горам — ни души, белыми маячками сверкают на солнце часовни, редкие одиноко стоящие домики, а то из-за поворота выплывает деревня.

«Модернизация» в деревнях давно произведена: в самой высокой, далёкой, глухой (хотя что значит «глухая»?) отличная сантехника, туалетная бумага, в кафе — аппараты с бумажными полотенцами для рук. И всегда улыбаются, и к «грек-кофе» (который у нас по ошибке называют «турецким», а он греческий, в Турции кофе вообще поискать!) за 1 евро дают стакан воды и булочку или печенье.

А ещё потому чувствуешь себя в этих разноцветных и благоухающих горах защищённо, что повсюду есть провожатые — козлы, трагосы. Главное критское животное, отсюда и слово «трагедия», буквально — «песнь козла», сопровождение роковых человеческих трагедий, роковых, потому что кто-то однажды совершил непростительную ошибку, и поколения её повторяют, множат, не в силах ошибку «погасить», то самое покаяние, о котором в России поговорили в 80-е, да и отказались. Греческим покаянием стало христианство, и Зевс, на Крите как раз и родившийся, с этим согласился, одобрил. Козлы, породы «критские горные», гуляют здесь, охраняют прохожих и проезжих, говорят «ме-е-е», если что, звенят бубенчиками в абсолютной тишине — они же не дикие, их сюда, как и пчёл, вывозят попастись. Пастухи не нужны: никто не украдёт и не нападёт.

Зевс. У него на острове две мемориальные пещеры: одна, где громовержец родился, другая, в которую мать титанида Рея спрятала его от отца, титана-извращенца Кроноса (он же — время), поедавшего своих детей. Это вообще главный критский (имея в виду крито-микенскую культуру, бронзовый век) мотив, гомеровско-эсхиловская проблематика. Поедание детей, то есть своего будущего. Будущему надо дать волю. Его надо отпустить.

Ошибка думать, что «я» — главное и будущее должно жить внутри меня, по моему велению. Ошибка думать, что «я» — божество и что боги — такие же «люди», а если нет, то докажите. Эта первая ошибка была исправлена, когда боги во главе с Зевсом восстали против титанов (стихий), а вторая лежит в основе всех древнегреческих мифов о родовом проклятии.

И вот Греция стала христианской и осталась православной, тем самым отказавшись от цивилизационного строительства, которым были заняты католики и протестанты, но сохранила при этом свою аграрность, нераздельность человеческого с природным. Природа здесь балансирует на этой трудно удерживаемой грани дикая/ухоженная, данная/возделанная. Вот и козлы дико пасущиеся, но ухоженные, как некогда коза, она же нимфа Амалфея, вскормила младенца Зевса. А, возмужав, Зевс похитил Европу и привёз её на Крит. Будем понимать это в прямом смысле, отсюда, из Кносского дворца, где правил сын Зевса и Европы Минос, тянутся европейские корни.

Но вот незадача: сын Миноса оказался неродным, жена нагуляла с быком, и оттого этот устрашающий ребёнок, человекобык, был заточён в подземный лабиринт. Всё ведь оказалось правдой! Был лабиринт, был дворец, был Минос (оттого крито-микенскую культуру называют иначе минойской), директор Британского музей сэр Артур Эванс откопал Кноссос и даже был столь любезен по отношению к нам, нынешним посетителям Кносского дворца в Ираклионе (он же — Гераклион, по имени Геракла), что сделал частичную реставрацию, показав, как это всё тогда выглядело.

Люди на фресках похожи на современных топ-моделей, высокие, с осиными талиями, точёными лицами. Но главное, послание человечеству — кносский диск — до сих пор остаётся загадкой. Чего только не расшифровали за последние сто лет, но на диске споткнулись. Какой-то инопланетный алфавит, не декодируется.

В Грецию я приехала в возрасте 30 лет, оставив за собой успешно законченный университет, карьеру, прекрасных и интеллигентных друзей. Оставила маме и папе двух своих детей, с мужем находилась уже в разводе. Внешне причина моей эмиграции — экономическая. Я не в состоянии была кормить детей, занимая прекрасную должность в горисполкоме. Но, наверное, основной повод переезда всё-таки был другой: во мне всегда жил дух первооткрывателя земель.

Иммигранты: Галина из Вери

Пять цветов Кноссоса: терракотовый, чёрный, жёлтый (цвета колонн дворца, он же — цвет критских гор, одни красные, другие — кварц, искрящийся на солнце, третьи — охристые), зелёный — горы покрыты зеленью, но не сплошь, а как головы в африканских косичках, пучками. И неизменное моё изумление перед буйной горной растительностью: как из каменюки произрастают эти ярко-розовые и белые рододендроны (в переводе — «растение Родоса»), жёлтые колючки ослиной травы (ослов не видно, но козлы поедают её за милую душу), душистый чабрец-тимьян?

Греция неважно справляется с большими городами, индустриальными мегаполисами, но впечатанные между морем и горами мелкие полисы, как в критские и эллинские времена, процветают. На Крите нет «беспорядков», бомжей, нищих, беспризорных детей, нет суши, шаурмы — сплошь греческие таверны, где кормят невероятно вкусно (мусака, цацики, долма, клефтико, бараньи отбивные, кролик в вине, дорада, королевские креветки, греческий салат и овощи такого вкуса, который давно позабыт на наших просторах), немного итальянских ресторанов и дворцы.

Современные дворцы — это отели, дворцы на время и для всех, а Крит живёт туризмом. Проблема же греческая — в некотором смысле и русская, и всех православных стран, хотя Греция из них самая цивилизационно продвинутая, комфортная. Можно эту проблему назвать ленью, можно пренебрежением к обязанностям, обязаловке, нелюбовью к смирению — перед порядком всякого рода. Есть широта души, не любящая стеснения. Для туризма, то есть услужения бесконечным гостям, это большой минус. Конечно, приятно, что во всяком ресторане тебе сверх заказа непременно дадут изумительно вкусного хлеба с маслом и оливками, арбуз, узо, десерт — где что, но с сервисом, услужением, в отелях — проблема. И однажды один человек взялся её решить.

Человека зовут Никос Даскаландонакис, он носит звание Почётного консула России на Крите и Додеканесских островах, а суть заключается в том, что в 1981 году Никос, торговец оливковым маслом — наше, критское-то, самое лучшее (нет, правда, тут оливки растут, созревающие в декабре, мелкие такие, формы пламени, а чем позже созревают, тем меньше в масле горчинки), — взял лист бумаги и написал, что нужно сделать, чтоб вывести отельный менеджмент на самый высокий мировой уровень. Дело было за малым: осуществить. И через несколько лет он открыл свой первый отель — на Крите, поскольку сам критянин, и назвал его «Эль Греко».

Эль Греко, он же Доми́никос Теотоко́пулос, гениальный художник, непостижимо опередивший свой 16 век, родился на Крите, в деревне Фоделе, и я, конечно, туда поехала. Это по дороге из Ретимно, где я обосновалась в одном из отелей, принадлежащих Никосу, в Ираклион. Там речка (редкость для Крита), и сразу вспоминается скороговорка «Ехал Эль Греко через реку, // Видит Эль Греко в реке рак. // Сунул в реку руку Греко, // Рак за руку Греко «цап».

И он уехал в Толедо. А в его отчем доме теперь музей, где выставлены светящиеся копии его картин и рисунки. Поскольку не просто копии, а такие вот видимые на просвет, то картины оживают, здорово придумано. Деревенька сама текстильная: всюду продают кружева, скатерти, я даже прикупила коврик с традиционными греческими узорами за пять евро. Совершенно серьёзно, вначале даже думала, что ослышалась: метр на полтора плотный хлопковый ковёр, и всего пять евро, даром. На Крите вообще интересно ездить по «специализированным» деревням: в деревне Маргарита, например, делают керамику, авторскую, у каждого художника своя. Тоже, конечно, купила. Крит вообще хочется увезти домой целиком.

И вот, стало быть, Никос открыл в 1985 свой «Эль Греко», существующий и поныне, а затем ещё один и ещё, теперь по всей Греции у него 21 отель. Общее их «клеймо» — Грекотель. От самых роскошных, de luxe (на Крите это «Крета Палас» и «Амирандес») до более скромных, как тот, в котором жила я, — Plaza Spa. Один из лучших, где бывала: разноцветные отдельно стоящие домики с «улочками», как бы венецианский город. А в Ретимно вообще всё — смесь Венеции, Византии и собственно критского, устоявшего перед всеми влияниями и оккупациями, от оттоманской оккупации и вовсе не осталось следа: она была единственной враждебной, и Крит сражался до конца.

В монастыре Аркадиу, когда туркам всё же удалось его взять, оставшиеся в живых триста монахов взорвали себя и вместе с собой врагов. Изысканный архитектурный ансамбль уцелел, а старое дерево во дворе, сожжённое взрывом, и мёртвым продолжает стоять, как памятник. Потому я и говорю, что Крит — остров-герой. Очагом второго его сопротивления, против фашистов, был монастырь Превеле, и действующий, и музей одновременно. В Греции (которую непонятно, почему так зовут, учитывая, что по-гречески она Эллада, Hellas) церковь не отделена от государства, так что монастыри — это и государственные музеи. Рядом с превельским монастырём — памятник героям Сопротивления.

Так вот, Plaza Spa — самый новый из Грекотелей и первый городской (остальные resort): у тебя целый дом, двухкомнатная квартира с терраской, плитой, посудой, посудомоечной машиной, за неделю служители отеля становятся твоими друзьями, отель небольшой, так что всех удаётся запомнить в лицо, спросить, как дела и не нужно ли чего. И это ужасно приятно, не говоря о том, как тут кормят. Десять лет назад Никос купил старую ферму (она теперь называется «Агреко»), сделал её биологической, и все продукты в критские Грекотели поставляются оттуда.

В ресторане самой фермы, который был признан лушим биорестораном года на острове, я один раз поужинала: принесли все тридцать критских блюд — попробовать, мы к таким количествам не привыкли, но к качеству воздуха, воды, еды привыкаешь быстро, только Москву потом тяжело переварить.

На ферму возят экскурсии из «Крета Паласа», который даже не отель-дворец, а целое царство, где ещё и детьми гостей занимаются с утра до вечера, обучая их сажать овощи, мастерить, делать скворечники — «кафе для птиц», приобщают к «экологическому» образу жизни. И на ферме сохранились старая мельница с каменными жерновами, пресс для оливкого масла, который крутил ослик, древние ульи в форме амфор с двумя дырочками (в одну пчела влетает, в другую вылетает, оставив мёд, и не путают, знают, в какую влетать и вылетать!), бродят олени с оленятами, козлы с козлятами. И когда всё это видишь, кажется, что деревенская жизнь — утраченный рай, критяне его восстанавливают, пока не поздно, что как-то совершенно не мешает цивилизационному комфорту. В общем, не нужен нам берег турецкий, я считаю, проваливающийся в мрачный фундаментализм (тем более после плакатов нынешнего года «Русские, вон»), а нужен греческий, где Зевса вскармливала коза и ехал Эль Греко через реку.

Автор благодарит турагентство «Пантеон» за помощь в организации поездки («Пантеон» — лицензированный представитель Грекотелей в Москве)